Из всех уроков истории в различных учебных заведениях я усвоил, что революция — это когда низы чего-то не хотят, а верхи чего-то не могут, или наоборот. Иными словами, складывается революционная ситуация, в которой общество, хочет оно того или нет, а должно перестраиваться. И тут главное — вовремя ухватить волну за хребет и выплыть из мутной пены событий. Кто смел, тот и съел. Множество противостоящих сил борется за главенство у рычагов власти, положение управляющих шатко, их пихают локтями и подсиживают, и лишь через какое-то время раствор в новой общественной кладке начинает схватываться, и наступает эра стабильности, иногда лет на 70. Раньше о революции не принято было шутить, и посмотрите, сколько должно было миновать времени от падения коммунистического режима, прежде чем кто-то решился выпустить фундаментальную пародию на последовательность революционных событий.

Авторам игры хорошо удалось подчеркнуть случайность и зыбкость всего происходящего тогда, когда историю могла решить одна казачья дивизия, а иногда и просто один человек. Кроме того, сама идея подвергнуть сомнению верность хрестоматийной истории революционных событий представляется выполненной вполне удачно. Жаль только, что оценить весь юмор и парадоксальность игровых ситуаций практически некому, так как те, кому тема близка, в игрушки давно не играют, а для тех, кто играет, Октябрьская Революция не актуальна. Игра опоздала лет на 15, что, впрочем, не делает ее менее милой и непосредственной.

Создатели смогли разбавить анекдотические клише собственными выдумками, благополучно вписав их в общую концепцию. Добавлю еще, что однозначность принимаемых решений позволяет воспринимать сюжет как единое целое, без нудных задержек и мучительных раздумий, а это тоже иногда может доставить удовольствие, особенно если персонажи хорошо нарисованы и приятно озвучены.

Управление

Вставай, проклятьем заклейменный!

Управление персонажем предельно просто. Стандартные курсоры позволяют общаться с другими героями игры (рот), совершать действия над окружающими предметами (перекрещенные инструменты), передвигаться внутри кадра (следы), в соседний кадр (профиль Ленина), разглядывать предметы (лупа) и класть их в карман (растопыренная пятерня). Лишних предметов нет, и каждый можно брать в специально отведенный момент, непосредственно перед применением или если вы уходите из данной локации, а он вам понадобится в дальнейшем. Сложных операций предметов над предметами нет. Правой кнопкой мыши открываем карман, остальные действия выполняет левая кнопка. Для перемещения между локациями в некоторых местах активируется карта, попасть в которую можно, перейдя в соседний кадр в определенном месте.

Прохождение Из архивов музея Революции. Выписка из письма, поднятого на борт матросами революционной “Авроры” 27 октября (9 ноября по новому стилю) 1917 года в молочной бутылке в устье Невы.

“Уважаемая Антонина Ивановна. Уж и не знаю, как и оправдаться за пропуск экзамена, но есть у меня на то, по меньшей мере, две уважительные причины. Главная, конечно, заключается в том, что сидел я накануне несостоявшейся встречи с вами на набережной и читал ответы на экзаменационные вопросы, когда налетел блуждающий электрический заряд и отправил меня в прошлое, аж в 1917 год. Очутился я на берегу Финского залива. И сразу, как ни странно, заработал мобильник. Я так это понял, что телефонную станцию на тот момент большевики еще не захватили. И увидел я на дисплее матроса Стойкина, который разъяснил мне ситуацию.

В ожидании терминатора.

Оказывается, рабочий, доставивший вождя революции Ленина В.И. в революционный Петроград — мой пращур, но файл его стерся (понимайте как хотите), и меня выдернули из 21-го века в век 20-й с целью выполнить родственный долг, т.е. вернуть потерявшей голову революции сию немаловажную часть тела. И приключилась со мной, любезная Антонина Ивановна, история столь необычная, но для меня, как вы понимаете, чрезвычайно достоверная, что все ваши байки на уроках истории кажутся мне теперь сплошным враньем, а это и есть вторая причина, почему не пошел бы на ваш экзамен, если б и мог.

Берег

Очутился я на берегу залива, на пляже.

Над поверхностью залива гордо реял буревестник, черно-белой молнии подобный.

Звали метеоролога Бурей. Он пытался заговорить мне зубы и отвлечь от стоящей передо мной цели, но в этом не преуспел. Зато неподалеку я нашел половинку удостоверения, выписанного на имя рабочего Константина Иванова. Пошел дальше, встретил голосистую девушку, рисовавшую странные схемы на песке.

Гордо реет буревестник.

Из них я понял, что предстоит мне путь неблизкий, по воде, к вигваму, а дальше не то по лестнице, не то по железной дороге (второе оказалось вернее). И пошел я искать лодку, привязанную к мосткам. Лодка оказалась без весел и сиденья, но зато на цепи. Первыми нашлись весла, они в свободное от гребли время служили стойками под пляжные зонты. А скамейкой кто-то зашил дыру в заборе, рядом с пляжной кабинкой, куда я заглядывать не стал, не то вышла бы фигуристая тетка и обозвала бы меня нахалом, а мне, как революционному деятелю, такой конфуз ни к чему. Знаний, полученных на уроках труда, хватило, чтобы присобачить весла и сиденье на место, и поплыл я, и поплыл, и поплыл...

Шалаш и болото

И приплыл я к другому берегу, выбрался из лодки, прошелся вдоль камышей, а там барахтается, запутавшись в сетях, кто-то донельзя картавый и родной, и помощи просит. Ну, как не помочь хорошему человеку. Ан нет! Поблизости бродит шпик, так и норовит сцапать надежду всего, так сказать, прогрессивного, и сдать в кутузку. Ну, я, конечно, попытался навести с ним контакт, но уж больно махровым оказался дядечка, даром что в очках и шляпе, и под приличного косит.

Пришлось вернуться к лодке, забрать весло и использовать его не по назначению. Низко полетел дядечка, что, по уверениям метеоролога с пляжа, предвещает бурю, а по моему разумению, как минимум, к дождю. Прошелся я по тропке дальше, а там — шалаш. И вышла из шалаша — кто бы вы думали? — Надежда Константиновна! Впрочем, поскольку лично незнаком, мог и перепутать с кем.

Какой котелок лучше варит?

Забрался в шалаш, смотрю — бардак: записки разные, ножик, деньги... Дай, думаю, подрежу все это хозяйство, сунул в карман — и к Ильичу. Ну, кроме записок, конечно, их я даже читать не стал — похабщина всякая. Ножик оказался как нельзя кстати, с его помощью сетку вытащил на берег, а с ней и вождя. Хотел было с ним поговорить, познакомиться, а он в отказ пошел: я, мол, не я, а рабочий Константин Иванов, хоть у меня птица половинку удостоверения и утащила. Пришлось презентовать ему эту самую половинку и представиться как положено, мол, такой-то, послан ревматросом Василием Стойкиным на предмет возвращения трудовому народу его лидера. Только так общий язык и нашли.

Стало быть, поступил я на службу к самому вождю, а первое мое задание было найти голубую тетрадь, спрятанную Ильичом в котелке и благополучно там забытую. Пока искал, Ленин весь продрог. Решили мы развести костерок. Спички валялись рядом с котелком, а бумажка для растопки, она же обрывок газеты “Правда”, валялась с завернутой в нее воблой около пенька с забытым на нем карандашом. Все это хозяйство я нашел, пойдя по правой тропке, если стоять к шалашу лицом. И оприходовал на всякий случай. Весело занялись дровишки, подтянулся на огонек товарищ Ленин и сразу потребовал синюю тетрадку с карандашом, дабы перенести важные мысли на бумагу.

Писал бы он долго, если б я его не поторопил.

Решили сперва поплыть на лодке (про весло, сломанное о шпика, совсем из головы вылетело), но в лодку забралась какая-то контра, зато Ильич вспомнил, что через болото ведет тропка, куда мы мимо шалаша и направились.

У самой кромки трясины дошло до нас, что топкие места надо проходить со слегой. Вернувшись немного по тропе назад, я обнаружил прислоненную к дереву жердь и задействовал ее в качестве вышеупомянутой слеги. И все бы хорошо, но, уже почти перебравшись через болото, Ильич решил пойти другим путем и провалился в гнилую жижу по самую маковку. Как вы знаете, любезная Антонина Ивановна, выдержки и хладнокровия мне не занимать, поэтому я выхватил слегу и протянул ее вождю мирового пролетариата, но под тяжестью налипшего на него сами понимаете чего слега сломалась. К счастью, рядом рос куст, я быстро схватил его ветви и пригнул к утопающему, чем, считаю, вполне заслужил медаль. Промокший до ниточки вождь был настроен пессимистично и чуть не повернул назад, к костерку, но я мухой слетал до шалаша, снял с веревки сухие штопаные носки и вернул Ленина в нормальное расположение духа. Просохнув, он счел возможным продолжить путь. И вывела нас дорога на станцию “Дибуны”.

Станция “Дибуны”

Первым делом нам на глаза попалась доска объявлений, на которой висел портрет Ильича с обвинением в шпионаже в пользу Германии. С гнусной клеветой я решил разобраться позже, для чего прихватил листок с портретом с собой. На Владимира Ильича было страшно смотреть, так он был испачкан. А учитывая, что внешность его теперь известна каждой собаке, приходилось искать пути к перевоплощению.

Вагончик тронется, перрон останется.

Для начала я достал из урны платочек и гайку на веревке, ну прямо как сталкер какой. Прошелся вдоль платформы и заглянул под станционный колокол, а там — ключик от камеры хранения, ячейка №9. На дверце этой ячейки изнутри обнаружилась странная закодированная надпись. Я скопировал ее на всякий случай на обратной стороне сорванного плакатика. А в самой ячейке лежало всякое барахло. Нехорошо, конечно, но платьице и картонный нос на веревочке мы реквизировали. В обновках Ленин похорошел и помолодел лет на 20.

Купив билеты, я выяснил у станционного смотрителя, когда отправится поезд. Оказывается, он принципиально не собирался давать сигнал к отправлению, так как кто-то спер язычок колокола. Слегка покраснев от стыда, я хотел было быстренько повесить ключ на место, но он упал и затерялся. Пришлось заменить его гайкой на веревке, похвалив себя мысленно за домовитость. Сообщил о починке колокола смотрителю, и тот разрешил нам пройти в вагон.

Тяжело пришлось вождю в новом обличье — каждая скотина пытается распустить руки.

Вагон

На азбуку выменял.

Не успели сесть — подавай Ленину тетрадь с карандашом. Плодовитый автор. Предоставил ему все необходимое с превеликим удовольствием, предвкушая, как вам, Антонина Ивановна, все это лет через 60 учить-изучать. Он занялся делом, а я заскучал и от нечего делать подошел к даме с ребенком. Та меня отогнала и завела беседу, порочащую большевистские идеи. Тут уж в разговор вступили прочие женщины, включая Ленина, но, как на грех, он забыл сменить тембр голоса, в результате чего дамочка с ребенком в обморок, сам малыш в крик, а мне опять наводить порядок. Да еще вождь с перепугу пошел икотой, пришлось идти на поклон к чухонке, чтобы дала молока на излечение. Та безвозмездно угощать наотрез отказалась, а у меня на обмен лишь картонный нос, вобла, удостоверение рабочего Иванова, бумажка со странным шифром да выплюнутая ребенком соска. В общем, не договорились. На наше счастье, так ее достал орущий ребенок, что посулила молока, если его успокою. Вот где картонный нос сгодился.

Ребенок уснул, Ленин притих, а я пошел посмотреть на фонарь, приложил к нему бумажку с шифром. И тут уж повезло так повезло: на бумажке получилось прочитать пароль и отзыв. Теперь бы еще найти связного, что произнесет этот самый пароль. Совсем немного было ехать, когда проснулся шпик, помятый, с откупоренной бутылкой мозельского, и принялся разглагольствовать. Ленину бы промолчать, но не смог, начал идеологию выкладывать. Чуть было не повязали, пришлось приложить филера воблой и делать ноги. А произошло это на подъезде к станции “Ланская”.

Станция “Ланская”

Вождь изрядно проголодался и начал ныть. Благо рядышком стояла бабуля с пирожками. От безденежья я брякнул ей пароль, а она неожиданно бодренько произнесла отзыв. Но хоть и своя, подпольщица, а покормить без денег отказалась. Предложил отработать. Пришлось просить шарманщика исполнить песню по заявкам слушателей. Тот, добрая душа, разрешил мне покрутить за ручку, шарманка заскрежетала и выплюнула пружинку. Пока слепой разбирался, что к чему, подобрал я пружину, вставил на место и от греха подальше уговорил спеть самому. Довольная бабуля отвалила аж 2 пирога, но Ильичу я дал только один. И еще она посоветовала внимательно слушать шарманщика, что мы и сделали.

Вызов на ковер.

Послушал Владимир Ильич следующую песню и вспомнил номер дома, в котором находилась явочная квартира. Мы вышли из подземного перехода, того самого, которые начали строить при Хрущеве, и наткнулись на нужный дом. Около парадного девочка пускала самолетик. Я тут же сообразил, что без этого самолетика нам ну никак не обойтись, но проклятая девчонка потребовала выкуп (ну что за общество! Ни шагу без товарно-денежных отношений!). На всякий случай попытались ткнуться в квартиру на первом этаже, но лишь убедились в тщетности усилий. Вдруг я вспомнил про пирожок и решил предложить его голодной девочке. Мы ударили по рукам и получили в обмен на пищу клочок бумаги, а на нем — опять-таки пароль. На первых трех этажах нас послали, счастье ждало на 4-м. Вот она,

Конспиративная квартира

Зашли — а в прихожей ни души. Заглянули на кухню, и там, под столом, накрытым газетой “Рабочий путь”, обнаружили товарища Сталина. Радушный Иосиф Виссарионович предложил нам раздеться. Вернувшись в прихожую, открыли шкаф. Феликс Эдмундович! А если бы муж пришел? Железный Феликс (не путать с Морозовским) лихо крутил на пальце револьвер, ну прямо герой вестерна.

Памяти Плейшнера.

Ильич отобрал у него газету, ознакомился с новостями и незаметно сбежал. Нашел я его в комнате с верной подругой и соратницей, они распевали “Варшавянку”. Я нарушил идиллию, о чем не жалею, так как певцами знаменитыми земля русская обильна, а вожди раз в век родятся, да и то не в каждый. Товарищ Крупская верно заметила, что Ильичу пора опять переодеваться. Все предложили, кто что мог: Крупская — пальтишко демисезонное, Дзержинский — шинель, Сталин — трубку, я — майку с надписью “Че Гевар”. В итоге сошлись на кепке, пылившейся в шкафу в прихожей.

В этот момент в дверь позвонили. В глазок я разглядел шпика. Все, что пришло нам в головы, так это спеть царский гимн. Правда, слов толком никто не знал, но часть текста удалось обнаружить под вешалкой в углу прихожей, а недостающий кусок вернул Сталин, якобы раскуривавший им трубку. Надежда Константиновна вспомнила ноты, и дело пошло. Когда восхищенный нашим пением шпик удалился, мы решились выйти на улицу, но обнаружили этого негодяя спрятавшимся под лестницей. Пришлось вернуться. Оставалось лезть в окно.

Снаружи к нему примыкала пожарная лестница, я достал из буфета полку, и по ней мы сумели удалиться из конспиративной квартиры. Странно, но, кроме нас с Лениным, в Смольный никто не торопился.

День, улица, трамвай, аптека...

Обижаете, мадам, чистый спирт!

На улице нас ждал трамвай. Вообще-то он ждал вагоновожатого, а тот ушел, не найдя некий управляющий ключ. А за вагоном играла в куклу уже знакомая нам до боли меркантильная девчонка, первейший враг революции, на мой взгляд. Опыт подсказал, что кукла нам не помешает, поэтому я вынул последнюю оставшуюся ценность — картонный нос — и выменял на него скрывающийся под кукольной одежей искомый ключ. Транспорт был готов, и я пригласил Ильича на борт. Вы чувствуете, Антонина Ивановна, сколько пользы может принести революции один молодой, но удивительно героический персонаж?

На трамвае мы добрались до моста через Неву, дальше сборщики металла повредили провода. Я пошел на мост на разведку и наткнулся на патруль. Солдатики поведали, что ловят немецкого шпиона Ленина. Вот и уперлись. Чтобы не торчать на улице, зашли в аптеку. Здесь уже чувствовалось дыхание разрухи. Записка на прилавке умоляла брать все, что угодно, только погрома не чинить. Мы и взяли. Спирт, банку со шпанскими мушками (я был против, это инициатива Ильича!), клизмой набрал из бутылки краски для волос. В углу от нечего делать осмотрел медведя, убиенного саморучно аптекарем Пелем и сыновьями в 1897 г в Тверской губернии. Испытал на медведе действие шпанской мушки и — о чудо! — медведь ожил. Косолапый малость попел, поплясал, да и грохнулся на пол в глубокой коме. Тогда я использовал на нем стратегический продукт — спирт.

Интенсивная терапия принесла свои плоды.

Пока я натравливал медведя на патрульных, Ленину стало завидно, и он решил тоже чего-нибудь принять. Свой выбор вождь остановил на снотворном, тем более что на прилавке и не было больше ничего.

“Пель и сыновья” — гарантия качества! Уютно свернувшись калачиком на полу аптеки, мирно сопела надежда социалистической революции, созерцая эротические сны. Попытки разбудить Ильича ни к чему не привели, пришлось обратиться за помощью к Крупской, для чего посредством карты переместился на конспиративную квартиру. Получил банальный совет: щекотать. Что и проделал. Теперь я знаю страшную тайну: вождь боялся щекотки. Не с той стороны подходила к нему охранка, а ведь сколько тайн можно было выщекотать. Мы пошли на мост.

Мост

Стенка на стенку.

А он оказался разведенным. Надо было проникнуть в машинное отделение. Штык, брошенный патрульными у костра, заменил ключ, он, как известно, молодец. На лестнице Ленин споткнулся. Я сосчитал ступеньки. На звук — 6, на глаз — 10. Парадокс! Внизу мы нашли управляющий подъемным механизмом агрегат, которому не хватало рычага. Вспомнилось, что какую-то железяку видел в решетке у двери в машинное отделение. Пришлось за ней вернуться. Опустив мост, перешли на другой берег, и у дома №3 по Шпалерной улице повстречали сладкую парочку — изрядно помятого шпика и патрульного при нем.

Шпик держал в руке альбом с портретом Ленина, что делало встречу роковой. Вождь занервничал. Улику надо было уничтожить. Тогда я выхватил из-за пазухи клизму с краской и облил шпика. Решение оказалось не лучшим: нас повязали и отвели в каталажку.

Тюрьма

Но я уже привык не унывать.

Сижу за решеткой в темнице сырой.

Первым делом — поверхностный осмотр. И что же вы думаете, Антонина Ивановна? В углу около железной двери на штукатурке была нацарапана тюремная азбука, слегка усеченная, правда, но вполне рабочая. Ленин показал мне, как надо стучать. Я решил начать со стены, выходящей на улицу. В ответ на сигнал “sоs” с улицы донесся художественный свист. Я тоже свистнул, и нам на головы свалилась буханка хлеба. Ильич не читал в детстве ни господина Дюма, ни, что естественно, воспоминаний пламенных революционеров, потому впился зубами в буханку и получил телесное повреждение. В буханке лежал напильник, и в темной камере забрезжила надежда.

Я уж хотел начать пилить решетку, когда дверь со скрежетом отворилась, и на пороге показался шпик. Он пришел, чтобы отвести Ленина на допрос. Лучшего шанса на побег могло и не выпасть. Вождь прыгнул предателю под ноги, а я, лишь только шпик начал вставать с пола, отправил его в нокаут. Мы оставили филера в камере и выбрались в тюремный коридор. Вождь держался за щеку, было очевидно, что он претерпевает нечеловеческие страдания. Мы зашли в пустой кабинет. Увидели сейф, стол с зеленым сукном и выдвижными ящиками, зарешеченное окно, стул, табурет и портрет Александра III на стене, годы жизни которого, указанные на табличке, идеально подошли к кодовому замку на сейфе. Забрав из сейфа голубую тетрадь, обратили свое внимание на стол, в ящиках которого обнаружились филерский альбом, удостоверение Иванова, мой мобильник и носовой платок. Перевязав платком Ленину щеку, я вскарабкался на его атлетическую спину и перепилил решетку окна. Мы снова были свободны. И мы у самой колыбели революции.

Смольный

К стоматологу без талона нельзя!

Нас встречает человек с ружьем, и встречает, надо сказать, по одежке.

Выручили документы — удостоверение и фотоальбом. Оказывается, в альбоме, кроме Ленина, много прочих деятелей, и это убеждает лично знакомого с ними караульного. Он отправляет нас к Троцкому в кабинет № 67. Троцкий радушен и трогательно заботлив. Поинтересовался повязкой Ильича и получил урок конспирации. Ленин увидел, наконец, телефон, но аппарат молчал. Тогда вождь отправил Троцкого и меня на станцию, выяснить причину неполадки, а сам уютно примостился на диванчике досматривать сон про Инессу Арманд.

Попав на станцию, Лев Давыдович первым делом отправил девушку заморским словом “саботаж” в глубокий обморок, из которого ее вывела струя воды из графина. Замороженная девушка работать наотрез отказалась, и меня отправили за дровами. Наученный горьким опытом брать все, что плохо лежит, я прихватил ее зеркальце и губную помаду, сославшись на срочную революционную необходимость. Дрова я нашел аж у самого Зимнего. Их охраняла девица из знаменитого женского батальона. Привычный уже обмен: помада — охапка поленьев, и можно обратно на станцию. За время моего отсутствия Троцкий так пригрел девушку, что решил остаться с ней для обеспечения надежности и устойчивости канала.

Телефон захвачен.

А я вернулся в Смольный и получил от Ленина задание продолжать подготовку восстания. Беру голубую тетрадь, пытаюсь разобраться с ленинским шифром, не получается. Сонный Ильич подсказывает, что нужна помощь Крупской. Я поспешил к ней на Сердобольскую. Верная соратница с помощью зеркальца расшифровала текст тетради. Понимая, что с Лениным мне в одиночку не справиться, зову ее в Смольный. Но разбудить мозг революции не представляется возможным. Решительно беру управление в свои руки. Услышав звонок телефона, подошел к аппарату. Попытался поговорить со Стойкиным, но тот и слушать не стал: подавай ему Ленина. Тогда я пошел на фальсификацию: узнал у Крупской, как Владимир Ильич исправлял речь, выменял у человека с ружьем на хлеб горсть орешков и спародировал вождя.

Но Стойкин приказ не принял, а пожаловался, что офицеры на “Авроре” бунтуют. Пообещал помощь. Ну, а помощь у нас кто? Ну, конечно, я. Крупская советует вооружиться. У человека с ружьем есть наган, но отдать согласился только в обмен на табак. Сталина под рукой не оказалось, пришлось побегать по кабинетам. Нашел бесхозный кисет и махнул, не глядя, на оружие. Теперь можно и офицеров усмирять.

“Аврора”

Связь в наших руках.

У трапа меня ждала Надежда Константиновна, ее прислал на помощь Ильич. Непонятно, что он имел в виду. Наверно, Крупская просто мешала ему спать. А еще у трапа на часах стоял матрос Стойкин, не признающий меня ни в какую, требующий мандат и вообще подозрительно вызывающе себя ведущий. Крупская подсказала, что мандат может дать член ЦК, и я поспешил к Троцкому. Застал его за тем же занятием, что и оставлял: поддерживающим связь со Смольным и с телефонисткой. Не отрываясь от своего занятия, Лев Давыдович предложил мне поискать в книге. Книга нашлась всего одна, на коммутаторе, и ждать Крупской пришлось недолго. Василий не стал больше чинить нам препятствий, и мы поднялись по трапу. Увидев нас, капитан предложил немедленно покинуть корабль, на что матрос Стойкин пытался взять командование на себя, но капитан все равно отказался подвести корабль к мосту, сославшись на узкий фарватер и обильные мели.

Надо было что-то делать. Достав наган, пригрозил пустить его в ход, но капитану оружие без патронов показалось безопасным. Более того, он решил протелеграфировать в вышестоящие инстанции и арестовать зачинщиков бунта. Что бы вы стали делать в такой ситуации, Антонина Ивановна? А вот я снял спасательный круг и воткнул в него капитана, лишив тем самым последнего возможности двигаться. Напоследок попросил по-человечески помочь пройти к мосту. Но бородатый защитник режима наотрез отказался, проговорившись, правда, что спрятал лоцию старым индейским способом. Мне ли не знать, что это значит — на себе. Лоция была вытатуирована у него на груди. Хороший способ, жаль, что запасы кожи не позволяют старым морским волкам выдерживать более-менее разборчивый для прочтения масштаб.

Холостой выстрел с “Авроры”.

Василий посоветовал разыскать лот и пометить фарватер буйками. Непонятно, что мешало сделать это ему самому. И не надоело им творить историю детскими руками? Лот был безнадежно испорчен. Я нашел его в рубке, обмотанным вокруг штурвала. Капитан развязал узлы, и лот превратился в обычную веревку. Однако познаний матроса хватило, чтобы вспомнить, что расстояние между узлами равно пяти футам, а именно такой рост был, как оказалось, у Крупской. Выяснив, что крейсер пройдет там, где четыре Надежды Константиновны, встав друг на друга, не дотянутся до поверхности воды, я проложил новый фарватер имени Крупской.

Не успел я вернуться, как по телеграфу пришел приказ подготовить холостой выстрел к 21.00. Я разрядил снаряд и туго забил его в носовую пушку. И как раз вовремя, потому что внимательная Крупская разглядела кого-то, машущего нам на берегу. Далековато, детали не ясны.

Забрал у капитана бинокль и разобрал приказ — освободить Сталина из Петропавловки. Прощай, “Аврора”! Будь здоров, Василий! Сажусь в лодку. Хочу на сушу...

Петропавловская крепость

Ну, здравствуй, Петропавловка. Привет, Буря! Какими судьбами? Буревестник сидел над входом в крепость и страдал от мании величия. Похоже, кто-то горный сравнил его с орлом. Погорячился батоно Сталин, птица совсем поехала. Пока Буря меня не интересовал, и я прошел во внутренний двор. Посреди двора на тележке восседал смотритель-инвалид. Спросил у него о судьбе Сталине. Ну как же! Видели! Оказывается, раскомандовавшегося Сталина контингент крепости запер в каземат, после чего все боеспособные отправились в Зимний.

Попросил служаку отвести меня к страшному грузину. Нашел камеру закрытой. По подсказке обнаружил связку ключей в куче хлама на внутреннем дворе. Извлек обкурившегося Сталина из застенка, и тут же получил от него партийное задание достать пушки из Невы. Похоже, я пользуюсь популярностью как дешевая рабочая сила. Пушку в реке обнаружил быстро, но одному ее не достать. Пошел на поклон к Буре. Пришлось поунижаться, но уговорил. Привязал к пушке лот, и вдвоем с птицей мы затащили ее на лафет. Служака оказался тут как тут. По его совету и с божьей помощью перезарядили пушку порохом из разряженного снаряда с “Авроры” и ядрами из корзины.

Но тут выяснилось, что пушка старая и требует смазки. А смазывали ее по старинке, этим самым, ну, вы понимаете, Антонина Ивановна. Это самое пошел добывать из камеры, где сидел Сталин, там посвежее. А чтобы не руками загребать, нашел все в той же куче на дворе старый черпак. Приведя орудие в полную боеготовность, сделал из него пару выстрелов по Зимнему. Один недолет, один перелет. Третий раз не стал стрелять, пожалел памятник. Пора было возвращаться. Инвалид вспомнил, что в казематах есть подземный ход под Невой аж в Зимний, правда, сам же не советовал им пользоваться. Но где наша не пропадала! Нахожу лазейку, понимаю, что без света не пройти. Пошел снова на внутренний двор и подыскал около сторожевой будки исправный фонарь. В самом начале туннеля нахожу скелет. Тот у меня на глазах рассыпается в прах. Ну и, сам не знаю зачем, по привычке, наверно, беру горсть праха. Кажется, я стал барахольщиком.

Зимний дворец

У меня зазвонил телефон.

Кончался подземный ход в книжном шкафу в кабинете Керенского, о чем последний, видимо, и не подозревал. Я вылез, огляделся и услышал шаги. Еле успел забраться под письменный стол, как в кабинет вошли Керенский с каким-то военным. Военный доложил, что готовится восстание, Керенский потребовал у него шифровку с фронта, прочитал ее и спрятал в статуе Венеры, после чего вышел. Необходимо было проникнуть в планы врага. Я подошел к статуе и обнаружил, что область пупка сильно засалена, не иначе, как там скрывается секретная кнопка. Так и оказалось.

Теперь надо было разобраться с текстом. Вооружившись терпением, начал искать ключ-дешифратор. Подошел к книжному шкафу, и сверху на меня свалилась толстенная книга. Отнес ее на стол, и, вооружившись лежавшей там же лупой, сумел отыскать ключ к шифру. Я узнал, что 26 октября, то есть завтра, в Питер войдет казачья дивизия, специально вызванная с фронта. Надо было спешить! В этот ответственный момент в кабинет ворвался Керенский, таща за собой знакомую мне убогую девчонку. Он подозревал, что ее подослал шпионить Ленин. Но я-то знал, что вождь мирно похрапывает в своем кабинете и никого не подсылал. Непорядок! Я вступился за юродивую, и Керенский, разглядев наконец меня, завопил, что вокруг одни шпионы, надо бежать, но некуда, а потому придется отстаивать Зимний до последней капли буржуазной крови.

Команда была: “Ложись!”.

Вот когда мне пригодились костюмерные навыки. Я нашел на стуле шаль и декорировал Керенского под ставший впоследствии историческим образ. Премьер-министр бежал, но напоследок напакостил — запер нас в кабинете. Не учел Керенский двух вещей. Одной — что я к этому моменту из любой передряги научился выходить, а второй — что баба в платке уже наследила изрядно. Я распахнул окно, сорвал шторы, и, сделав из них толстую веревку, спустился на Дворцовую площадь с убогой под мышкой. Внизу меня поджидала ударница из женского батальона и шпик с повязанным Керенским. Шпик, будучи уверенным, что словил Ленина, потащил арестованного в участок, велев сторожить меня до его возвращения. Но они не предполагали, что у меня есть про запас горсть праха, которым я запорошил глаза горе-вояке. Забрав оставленную ей винтовку, я поспешил в Смольный.

Снова Смольный

Встретил на лестнице Дзержинского, который с ходу велел найти вождя и привести его на съезд, где уже заждались. Узнав о подходе казаков, Ленин запаниковал, но я его успокоил, сказав, что восстание подготовлено в соответствии с его планом, и осталось предпринять последние решительные шаги. Тогда Ильич послал меня отпечатать декреты, что я и проделал в соседней комнате, а помог мне пинцет, сохраненный с давних пор. Отпечатанные материалы отнес вождю. От волнения он потерял голос. Я, как Чип и Дэйл в одном лице, метнулся на первый этаж в поисках чайника и нашел посудину у караульного. Бойлер с горячей водой я приметил еще раньше в комнате с типографским станком. Чай восстановил вождя, и он назначил меня чрезвычайным комиссаром по взятию Зимнего.

Вы чувствуете, Антонина Ивановна, как выросли мои акции?

Взятие Зимнего

Продолжение следует...

Феликс Эдмундович с красными солдатами затаились в арке и боялись высунуться на Дворцовую площадь. Из Зимнего по ним работал пулеметчик. Предложил кинуть в него гранату, добровольцев не нашлось: далековато, да и граната учебная, а пулемет настоящий. Делать нечего, взял учебную гранату, за спиной у Дзержинского выбил прогнившую дверцу в подвал. Новое препятствие в виде знакомого вам медведя, Антонина Ивановна, преградило мне путь в питерские катакомбы. Косолапый упился вдрызг, и даже пушка с Петропавловки прямым попаданием его не разбудила бы. Но я же в винном погребе! Пробиваю штыком винтовки днище у бочки, ласковое журчание приводит хищника в чувство. Путь открыт. Ленин не учел в своем плане разветвленности подземных коммуникаций. К черту мосты, фонари надо было закупать оптом и диггеров нанимать! Я оказался в Зимнем. Знакомая комната с зеркалом и часами на полке. Часам явно не хватает детали, но это потом. Я ворвался в кабинет Керенского, увидел сброшенную с постамента Венеру и торчащего в окне пулеметчика.

Кинул гранату, юнкер со страху махнул в окно. Я попытался покричать своим, что путь открыт, но они меня не услышали. Тогда я вернулся к зеркалу и понял, что могу сделать из майки и винтовки красный флаг и подать сигнал Дзержинскому сотоварищи. Потянуло домой. В воздухе материализовался Василий Стойкин и рассказал, как вернуться обратно. Всего-то и надо, что починить часы, стоящие на камине в соседней комнате. Стоило из-за ерунды такую кашу заваривать. Вспоминаю, что видел двуглавого орла между бочками в винном погребе, бегу туда и исправляю часы. Снова блуждающий заряд, бесконечный туннель, и я оказался...

А это, Антонина Ивановна, уже тема для отдельного письма. Следите за почтой и учите историю”.